Константин Северинов: 21‑й век – век биологии

Сего­дня мы бесе­ду­ем с ним о коро­на­ви­ру­се, о био­ло­гии, обра­зо­ва­нии, о том, как бак­те­рии вли­я­ют на коли­че­ство рыбы в море, о бес­смер­тии и о нау­ке в целом.

Уже не пер­вый год при­гла­шён­ные про­фес­со­ры из-за рубе­жа и веду­щих науч­ных цен­тров Рос­сии чита­ют цик­лы лек­ций для сту­ден­тов СахГУ. В фев­ра­ле 2022 года с этой целью ост­ров посе­тил Кон­стан­тин Севе­ри­нов – док­тор био­ло­ги­че­ских наук, про­фес­сор, совет­ник глав­но­го испол­ни­тель­но­го дирек­то­ра ПАО «НК «Рос­нефть», гене­раль­ный дирек­тор ООО «БИОТЕК КАМПУС», про­фес­сор Скол­ков­ско­го инсти­ту­та нау­ки и тех­но­ло­гий (SkolTech), про­фес­сор Уни­вер­си­те­та Рат­гер­са (США).

– Кон­стан­тин Вик­то­ро­вич, мно­гие наши сту­ден­ты пла­ни­ру­ют так или ина­че свя­зать свою жизнь с науч­ной дея­тель­но­стью. А как начал­ся ваш лич­ный путь в нау­ку?

– Мне кажет­ся, у боль­шин­ства про­фес­си­о­наль­ных учё­ных инте­рес появ­ля­ет­ся очень рано. У меня это было, навер­ное, лет в шесть. Я вырос в горо­де Тал­линне, там тоже море рядом и вооб­ще кра­си­во. Хотя мои роди­те­ли физи­ки, но был друг семьи – био­лог, кото­рый рабо­тал в тал­линн­ском зоо­пар­ке и посто­ян­но рас­ска­зы­вал про вся­ких зве­рей, на это нало­жи­лись книж­ки Дар­рел­ла. Кро­ме того, мне повез­ло, что в совет­ской Эсто­нии не глу­ши­ли фин­ское и швед­ское теле­ви­де­ние, поэто­му я видел филь­мы Кусто про мор­ской мир, и, есте­ствен­но, «забо­лел» этим всем.

В ито­ге я, прав­да, зани­ма­юсь не орга­низ­мен­ной био­ло­ги­ей, а моле­ку­ляр­ной. Про­сто когда повзрос­лел, то вдруг понял, что мне инте­рес­нее видеть не внеш­нее раз­но­об­ра­зие жиз­ни, а пони­мать, един­ство ее устрой­ства изнут­ри.

– Вы уже боль­ше чет­вер­ти века живё­те и пре­по­да­ё­те в США. Есть ли какая-то раз­ни­ца в под­го­тов­ке сту­ден­тов по био­ло­гии в Рос­сии и в Шта­тах?

– Мне кажет­ся, что да, и тут несколь­ко аспек­тов. Пер­вое: кро­ме огром­но­го коли­че­ства част­ных уни­вер­си­те­тов в каж­дом из 50 с лиш­ним шта­тов Аме­ри­ки есть очень круп­ные штат­ные уни­вер­си­те­ты, в каж­дом из кото­рых обу­ча­ет­ся от 20 до 40 тысяч сту­ден­тов. В целом уро­вень под­го­тов­ки сту­ден­тов и науч­ных иссле­до­ва­ний там очень высо­кий и, я бы ска­зал – рав­но­мер­ный.

В Рос­сии же есть несколь­ко извест­ных цен­тров выс­ше­го обра­зо­ва­ния и нау­ки – Москва, Петер­бург, Ново­си­бирск, может быть, Казань и Ниж­ний Нов­го­род, – а все осталь­ное… Нель­зя ска­зать, что выжжен­ная пусты­ня, но отста­ва­ние чув­ству­ет­ся как по уров­ню мате­ри­аль­но­го обес­пе­че­ния учеб­но­го про­цес­са, так и по каче­ству педа­го­ги­че­ско­го соста­ва. Ну и по сту­ден­там, пото­му что «топо­вые» сту­ден­ты норо­вят уехать вот в эти, ска­жем так, «цен­тры силы».

В США это гораз­до мень­ше про­яв­ля­ет­ся, и поэто­му нет в ощу­ще­ния, что сто­ит какой-то замок на горе, а вокруг ниче­го нет.

Ну и вто­рое: как-то вдруг люди осо­зна­ли, что в био­ло­гии нет стро­гих раз­де­лов типа био­фи­зи­ки, био­хи­мии, мик­ро­био­ло­гии, бота­ни­ки и про­че­го. Ведь мож­но делить так до бес­ко­неч­но­сти. Сей­час сло­жи­лось такое общее укруп­нён­ное поня­тие, по-англий­ски life sciences: «нау­ки о жиз­ни». Все при­ни­ма­ют, что мы изу­ча­ем саму жизнь как явле­ние, а уже мето­ды, спо­со­бы, как мы это смот­рим, через мик­ро­скоп или через очки, не игра­ют боль­шой роли. И вот такой обоб­щён­ный под­ход, менее струк­ту­ри­ро­ван­ный, для Аме­ри­ки более харак­те­рен, чем для Рос­сии.

И тре­тье, что сто­ит ска­зать: к сожа­ле­нию, раз­вал Совет­ско­го Сою­за и отъ­езд за рубеж очень боль­шо­го коли­че­ства учё­ных в нача­ле 90‑х про­изо­шёл в очень «неудач­ный» момент. Как раз в девя­но­стые годы про­изо­шёл какой-то совер­ше­но тек­то­ни­че­ский сдвиг, экс­по­нен­ци­аль­ный взрыв с точ­ки зре­ния раз­ви­тия новый тех­но­ло­гий и мето­дов в нашей нау­ке. Учё­ные, полу­чи­ли воз­мож­ность делать то, о чём рань­ше нель­зя было даже меч­тать. Так вот, этот про­рыв про­шёл как бы мимо нас, и поэто­му сей­час состо­я­ние наук о жиз­ни, и, как след­ствие, обра­зо­ва­ния в этой обла­сти в Рос­сии в целом остав­ля­ет желать луч­ше­го.

С недав­них пор ситу­а­цию пыта­ют­ся поме­нять, при­ня­та феде­раль­ная про­грам­ма по раз­ви­тию гене­ти­че­ских тех­но­ло­гий и геном­но­го редак­ти­ро­ва­ния, вли­ва­ют­ся какие-то сред­ства. Есть пони­ма­ние, что делать это важ­но, пото­му что имен­но нау­ки о жиз­ни будут дви­гать циви­ли­за­цию в 21 веке, как физи­ка дви­га­ла в веке 20‑м.

– Есть ли сей­час в нашей стране какое-то стра­те­ги­че­ское науч­ное направ­ле­ние, кото­рым мож­но похва­стать­ся?

– Зна­е­те, ещё в 2012 году были озву­че­ны пред­вы­бор­ные обе­ща­ния по нау­ке, где гово­ри­лось о том, что мы как стра­на долж­ны повы­сить коли­че­ство ста­тей науч­ных в меж­ду­на­род­ных рей­тин­го­вых жур­на­лах –точ­ность цифр не гаран­ти­рую, но там было что то под­нять с 1,5 до 1,75 про­цен­та. Для срав­не­ния, Соеди­нён­ные Шта­ты выда­ют на-гора до 30% миро­вой науч­ной про­дук­ции. Китай – тоже где-то око­ло 30%. Каче­ство тех ста­тей, кото­рые мы как стра­на выда­ём, в сред­нем ниже, чем каче­ство ста­тей из стран, с кото­ры­ми мы хоте­ли бы кон­ку­ри­ро­вать. То есть, наши учё­ные в целом пуб­ли­ку­ют­ся в жур­на­лах худ­ше­го уров­ня по миро­вым мер­кам, и их ста­тьи мень­ше цити­ру­ют­ся. Поэто­му при таком коли­че­ствен­но неболь­шом вкла­де рос­сий­ской нау­ки в миро­вую копил­ку зна­ний ожи­дать каких-то круп­ных про­ры­вов от нас не при­хо­дит­ся. Это про­сто объ­ек­тив­ное след­ствие, пото­му что у нас не так мно­го учё­ных. И усло­вия для их рабо­ты тоже на сего­дняш­ний момент не самые луч­шие.

Конеч­но, это не озна­ча­ет, что здесь ниче­го инте­рес­но­го не про­ис­хо­дит. Напри­мер, ново­си­бир­ские уче­ные, рабо­та­ю­щие с ака­де­ми­ком Дере­вян­ко сыг­ра­ли клю­че­вую роль в откры­тии тре­тье­го вида чело­ве­ка, отлич­но­го от гомо сапи­енс и неан­дер­таль­цев. Этот вид, кото­рый суще­ство­вал несколь­ко десят­ков тысяч лет назад, назы­ва­ет­ся теперь дени­сов­цы.

Но вклад наших уче­ных в это откры­тие очень харак­тер­ный, он пока­зы­ва­ет ту немнож­ко под­соб­ную роль, кото­рую мы игра­ем в миро­вой нау­ке. Коман­да ака­де­ми­ка Дере­вян­ко обна­ру­жи­ла в пеще­ре малень­кую косточ­ку, кото­рая ока­за­лась фалан­гой паль­ца древ­не­го чело­ве­ка. Этот обра­зец был пере­дан в Гер­ма­нию в мощ­ный геном­ный центр, где древ­няя ДНК была выде­ле­на из фраг­мен­та кости, про­ве­де­но геном­ное секве­ни­ро­ва­ния и сде­ла­но срав­не­ние полу­чен­ных после­до­ва­тель­но­стей ДНК с ДНК совре­мен­ных людей и неан­дер­таль­цев. Имен­но так и выяс­ни­лось, что в Дени­сов­ской пеще­ре нахо­ди­лись какие-то осо­бен­ные люди, отли­ча­ю­щи­е­ся и от нас, и от неан­дер­таль­цев.

Потом таких людей ста­ли нахо­дить доволь­но мно­го: по-види­мо­му, это груп­па, кото­рая доволь­но дол­го суще­ство­ва­ла, в Азии, и у совре­мен­ных пред­ста­ви­те­лей ази­ат­ских рас доволь­но мно­го генов от дени­сов­цев. В общем, это круп­ное откры­тие. Но сде­лать его пол­но­стью в Рос­сии было бы невоз­мож­ным.

– В сво­их лек­ци­ях на Саха­лине вы в том чис­ле затра­ги­ва­ли тему коро­на­ви­ру­са. Чем этот вирус инте­ре­сен с точ­ки зре­ния моле­ку­ляр­ной био­ло­гии, гене­ти­ки?

– Для био­ло­гов ныне, конеч­но, хоро­шее вре­мя, пото­му что чело­ве­че­ство осо­зна­ло, что здо­ро­вая, счаст­ли­вая и бога­тая жизнь не гаран­ти­ро­ва­на. Несмот­ря на любые тех­но­ло­ги­че­ские про­ры­вы, мы не веч­ны, и в общем-то, доволь­но баналь­ный, ничем не выда­ю­щий­ся вирус может оста­но­вить всю эко­но­ми­ку.

Пан­де­мия пока­за­ла, насколь­ко мощ­ной ста­ла моле­ку­ляр­ная био­ло­гия и фар­ма­ко­ло­ги­че­ская про­мыш­лен­ность.

Два года назад на вопрос, ско­ро ли будет вак­ци­на, я по про­шло­му опы­ту утвер­ждал, что вряд ли она может быть созда­на в тече­ние несколь­ких лет. До недав­них пор для созда­ния, тести­ро­ва­ния и дока­за­тель­ства эффек­тив­но­сти вак­ци­ны тре­бо­ва­лись годы. Но ока­за­лось, что все мож­но делать гораз­до быст­рее. И это не зна­чит, что хуже, нет, про­сто мето­ды, кото­ры­ми вла­де­ют совре­мен­ные учё­ные, дей­стви­тель­но поз­во­ля­ют опе­ра­тив­но делать про­дук­ты, кото­рые спа­са­ют жиз­ни.

Ещё пан­де­мия пока­за­ла, мощь ком­пью­тер­ной био­ло­гии. Ока­за­лось, что вирус вовсе необя­за­тель­но выде­лять, что­бы начать созда­вать мето­ды его диа­гно­сти­ки или раз­ра­ба­ты­вать вак­ци­ны. Совре­мен­ные мето­ды геном­но­го секве­ни­ро­ва­ния поз­во­ли­ли иден­ти­фи­ци­ро­вать вирус, «про­честь» после­до­ва­тель­ность его гено­ма.

А даль­ше – дело тех­ни­ки. Если вы иден­ти­фи­ци­ро­ва­ли вирус в боль­ных людях как опре­де­лен­ную гене­ти­че­скую после­до­ва­тель­ность, то вы може­те не выде­ляя вирус в чистой куль­ту­ре, как это дела­лось в 20‑м веке, исполь­зо­вать его гене­ти­че­скую инфор­ма­ци вме­сте с мето­да­ми моле­ку­ляр­но­го кло­ни­ро­ва­ния для созда­ния вак­ци­ны. Это очень мощ­ный под­ход.

Ком­пью­тер­ная био­ло­гия и геном­ное секве­ни­ро­ва­ние поз­во­ли­ли осу­ществ­лять эпи­де­мио­ло­ги­че­ский мони­то­ринг виру­са, сле­дить за его эво­лю­ци­ей фак­ти­че­ски в реаль­ном вре­ме­ни. Все что для это­го нуж­но – срав­ни­вать «гене­ти­че­ские тек­сты», после­до­ва­тель­но­сти гено­мов виру­сов, выде­лен­ных из зара­жен­ных людей. Все эти штам­мы, о кото­рых сей­час мод­но гово­рить, выяв­ля­ют­ся имен­но таким обра­зом.

– Коро­на­ви­рус теперь с нами навсе­гда? Это как новый грипп?

– С точ­ки зре­ния виру­со­ло­гии ниче­го обще­го меж­ду коро­на­ви­ру­сом и виру­сом грип­па нет. Так же как нет ниче­го обще­го, напри­мер, меж­ду виру­са­ми имму­но­де­фи­ци­та, виру­сом полио­ми­е­ли­та и виру­сом оспы. Они абсо­лют­но раз­ные.

Но, судя по все­му, коро­на­ви­рус с нами оста­нет­ся. Один раз пере­ско­чив на чело­ве­ка, неваж­но, с лету­чей мыши или ещё кого-то, он теперь исполь­зу­ет нас как сво­е­го есте­ствен­но­го хозя­и­на. С виру­сом грип­па ситу­а­ция не такая, его есте­ствен­ной сре­дой оби­та­ния явля­ют­ся пти­цы и сви­ньи в Юго-Восточ­ной Азии и ино­гда на нас пере­пры­ги­ва­ет, и рас­про­стра­ня­ет­ся по миру, а потом исче­за­ет до новой вол­ны. А коро­на­ви­рус стал вполне себе чело­ве­че­ским виру­сом, без каких-либо про­ме­жу­точ­ных хозя­ев.

Моё пред­ска­за­ние такое, что мы из состо­я­ния эпи­де­мии, когда коли­че­ство забо­ле­ва­ю­щих во вре­ме­ни уве­ли­чи­ва­ет­ся, мы перей­дём в состо­я­ние энде­мии, когда каж­дый год будет зара­жать­ся более-менее оди­на­ко­вое коли­че­ство людей. Какое-то коли­че­ство людей будет уми­рать. Будем с этим жить так же, как мы живём с маля­ри­ей или с каки­ми-то рино­ви­рус­ны­ми инфек­ци­я­ми. Раз пере­бо­лев коро­на­ви­ру­сом, мы будем ста­но­вит­ся иммун­ны­ми к нему, но лишь на неко­то­рое вре­мя. Имму­ни­тет будет осла­бе­вать, и мы будем зара­жать­ся сно­ва. Так как все­гда в попу­ля­ции будет зна­чи­тель­ное коли­че­ство людей с исчез­нув­шим имму­ни­те­том, то виру­су все­гда будет кого зара­зить. Такая дур­ная бес­ко­неч­ность.

– Один из инте­рес­ных аспек­тов ваших иссле­до­ва­ний – эта борь­ба бак­те­рий и их виру­сов. Будет ли побе­ди­тель в этой борь­бе? И какой исход этой кон­ку­рен­ции поле­зен для чело­ве­ка?

– Хоро­ший вопрос! Никто не побе­дит. С точ­ки зре­ния эво­лю­ции, эта такая нескон­ча­е­мая «гон­ка воору­же­ний». У бак­те­рий есть огром­ное коли­че­ство виру­сов-бак­те­рио­фа­гов, кото­рые посто­ян­но их зара­жа­ют и уби­ва­ют. При этом из умер­ших бак­те­рий выхо­дят сот­ни новых, дочер­них виру­сов, гото­вых зара­зить новые бак­те­рии. Но если бы виру­сы побе­ди­ли бак­те­рии, то сами бы сдох­ли, как в ком­пью­тер­ных играх, был бы «гейм овер». Пото­му что бак­те­рии нуж­ны бак­те­рио­фа­гам, что­бы в них раз­мно­жать­ся.

А если бы бак­те­рии побе­ди­ли, то виру­сы воз­ник­ли бы зано­во, они в неко­то­ром смыс­ле могут воз­ни­кать из ниче­го, вер­нее за счет ком­би­на­ции раз­лич­ных генов бак­те­рий. В общем, два участ­ни­ка этой гон­ки – пара­зит-вирус и его хозя­ин-бак­те­рия, посто­ян­но эво­лю­ци­о­ни­ру­ют, при­об­ре­та­ют новые сред­ства напа­де­ния и сред­ства защи­ты, но пол­ной побе­ды не одер­жи­ва­ет ни та, ни дру­гая сто­ро­на.

Мне очень инте­рес­но изу­чать эту гон­ку, смот­реть, какие у каж­дой из двух сто­рон моле­ку­ляр­ные меха­низ­мы для ата­ки и для защи­ты.

Изу­че­ние тако­го, каза­лось бы, эзо­те­ри­че­ско­го и фун­да­мен­таль­но­го вопро­са, при­не­сти очень боль­шую прак­ти­че­скую поль­зу. Напри­мер, всё моле­ку­ляр­ное кло­ни­ро­ва­ние, мето­ды кото­ро­го раз­ра­бо­та­ны в семи­де­ся­тых годах, и бла­го­да­ря кото­рым у нас есть реком­би­нант­ный инсу­лин для диа­бе­ти­ков, раз­лич­ные гор­мо­ны, тера­пев­ти­че­ские анти­те­ла для лече­ния онко­ло­ги­че­ских забо­ле­ва­ний и мно­гое дру­гое – дела­ет­ся с помо­щью фер­мен­тов, кото­рые бак­те­рии исполь­зу­ет для борь­бы с виру­са­ми.

Дру­гой све­жий при­мер – это геном­ное редак­ти­ро­ва­ние, за кото­рое пару лет назад дали Нобе­лев­скую пре­мию. Геном­ное редак­ти­ро­ва­ния осу­ществ­ля­ет­ся с помо­щью CRISPR-Cas, систе­ма, кото­рую бак­те­рии исполь­зу­ют для того, что­бы бороть­ся со сво­и­ми виру­са­ми. Ока­за­лось, что с помо­щью CRISPR-Cas мож­но фили­гран­но вно­сить изме­не­ния в нуж­ное место гено­ма рас­те­ний, сель­ско­хо­зяй­ствен­ных живот­ных, ну или чело­ве­ка. И в буду­щем навер­ня­ка у нас появят­ся спо­со­бы лече­ния тяжё­лых гене­ти­че­ских забо­ле­ва­ний, кото­рые сей­час неиз­ле­чи­мы, таких, как рак и неко­то­рые врож­дён­ные дефек­ты с помо­щью «редак­ти­ро­ва­ния» наших кле­ток.

Кро­ме изу­че­ния как бак­те­рии и их виру­сы вою­ют друг с дру­гом, нам инте­рес­но раз­но­об­ра­зие виру­сов и бак­те­рий, живу­щих по все­му миру. Два года назад мы на Иту­ру­пе соби­ра­ли про­бы в горя­чих источ­ни­ках, а потом срав­ни­ва­ли их оби­та­те­лей с мик­ро­ба­ми из горя­чих источ­ни­ков в Евро­пе, Южной Аме­ри­ки и США. Сей­час у нас есть боль­шой грант от Мини­стер­ства обра­зо­ва­ния и нау­ки где мы исполь­зу­ем мето­ды геном­но­го ана­ли­за и ком­пью­тер­ной био­ло­гии для созда­ния атлас мик­роб­ных сооб­ществ морей Рос­сии. Было бы очень инте­рес­но вклю­чить в этот про­ект Саха­лин. Знать мик­роб­ное раз­но­об­ра­зие морей очень важ­но. Ведь исход «раз­бо­рок» меж­ду виру­са­ми и бак­те­ри­я­ми очень важен для мор­ских эко­си­стем, так как вли­я­ет на высво­бож­де­ния орга­ни­че­ских веществ в воду, на раз­ви­тие планк­то­на, на рыб и так далее, и тому подоб­ное.

– И послед­ний вопрос – о наших меч­тах. Когда люди ста­нут бес­смерт­ны­ми? Что гово­рят гене­ти­ки?

– Я наде­юсь, что нико­гда. Жизнь суще­ству­ет почти столь­ко, сколь­ко и пла­не­та. Усло­вия на Зем­ле посто­ян­но изме­ня­ют­ся, поэто­му жизнь тоже долж­на менять­ся – те, кто не при­спо­соб­лен, умрут, а при­спо­соб­лен­ные сожрут их и за счёт это­го рас­цве­тут, что­бы потом тоже уме­реть. На этом осно­ва­на дар­вин­ская эво­лю­ция. Но каж­дый из ныне живу­щих, неваж­но, чело­век или бак­те­рия, явля­ет­ся пря­мым потом­ком само­го пер­во­го живо­го суще­ства, мы все свя­за­ны такой тон­кой длин­ной нитью жиз­ни.

У людей, в отли­чие от всех осталь­ных зве­ру­шек, есть куль­ту­ра, кото­рая, на мой взгляд, поз­во­ля­ет нам достичь бес­смер­тия гораз­до более эффек­тив­но, чем несу­ще­ству­ю­щая таб­лет­ка дол­го­ле­тия. Вот Тол­стой – умер или нет? Он в неко­то­ром смыс­ле живее всех живых. Или Хри­стос, или ещё кто-нибудь. То есть, у нас есть воз­мож­ность достичь не про­сто бес­ко­неч­но дол­го­го суще­ство­ва­ния сво­ей брен­ной обо­лоч­ки, а сде­лать что-то полез­ное не толь­ко для себя, но и дру­гих. И таким обра­зом оста­вить свой след, кото­рый будет суще­ство­вать дол­го.

Но это не озна­ча­ет, что нет людей, кото­рые уми­ра­ют, услов­но гово­ря, рань­ше поло­жен­но­го сро­ка и что не надо ниче­го пред­при­ни­мать на этот счет. Напри­мер, в рам­ках тех­но­ло­ги­че­ско­го парт­нёр­ства ПАО «НК «Рос­нефть» с рос­сий­ским пра­ви­тель­ством мы созда­ём очень круп­ный центр геном­но­го секве­ни­ро­ва­ния, где пла­ни­ру­ем опре­де­лить до сот­ни тысяч гено­мов рос­си­ян. Полу­чен­ная инфор­ма­ция поз­во­лит более эффек­тив­но выяв­лять гене­ти­че­ские забо­ле­ва­ния и раз­ра­ба­ты­вать мето­ды их лече­ния. Кро­ме выяв­ле­ния при­чин болез­ней, в рам­ках демо­гра­фи­че­ских иссле­до­ва­ний воз­мож­но будет изу­чать гене­ти­че­скую подо­плё­ку тако­го явле­ния, как дол­го­жи­тель­ство. Те люди, кото­рые живут очень дол­го, воз­мож­но, полу­чи­ли какую-то осо­бен­ную, удач­ную для них ком­би­на­цию гене­ти­че­ских при­зна­ков и было бы инте­рес­но понять, что эта за ком­би­на­ция.